В защиту несовершенного веганизма
Вечером накануне американских выборов я поедала гуакамоле, зачёрпывая его прямо из пластикового контейнера кусочками кукурузных чипсов со дна пакета.
«Классный соус», – сказала я парню, с которым у меня проходило свидание. Он ещё больше помрачнел, услышав, как Вольф Блитцер (популярный ведущий) объявил, что Флорида тоже «красная» (т. е., голосует за Трампа; от англ. redneck – «люди с красными шеями», представители низших слоёв, много времени проводящие на солнце, отчего их шеи загорают докрасна: основной электорат Д. Трампа). «Много лайма!»
Вся еда на буфетной стойке носила шуточные названия, связанные с выборами. Там точно были блюда под названиями «Отвратительные женщины», «Стена» и, возможно, что-то под названием «Великовато» (предвыборные перлы Трампа). Я не смогла съесть большое количество ни одного из этих блюд, за исключением гаукамоле – его шуточное название кануло в Лету и не отложилось в моём впавшем в ступор мозге, поскольку за 27 дней до Худшего Дня 2016 года я решила на месяц стать веганкой.
На фоне того, что Пенсильвания, мой родной штат, проголосовала за Трампа, вопрос о том, стоит ли отказываться от радостей яичницы-болтуньи, показался мне самым несущественным на свете. Однако внезапно яичница оказалась одним из явлений в моей жизни, более стабильных, нежели политическая ситуация.
Хммм, думала я следующим утром, после того, как использовала 50 косметических салфеток (вытирая ими слёзы), где мне взять сегодня смузи на завтрак?
Может, мне стоит пообедать халапеньо (копчёные перцы, очень острые, с толстой красной кожурой)? Соус «Софрито»? Гадала я, пытаясь не встретиться взглядом с опухшими глазами окружающих, которые явно встретили утро слезами.
К тому моменту, как я добралась до постели 9 ноября, я была совсем измотана. Но я понимала, что мне удалось провести целый день без единого продукта животного происхождения и даже без мыслей о таких продуктах.
Ну… уже что-то. А затем я проспала 11 часов.
Я начала свой веганский месяц в Йом-Киппур, иудейский День искупления. Дата была намеренно ироническим выбором, в знак искупления грехов моего былого питания.
Каким грехам противостоит веганизм? По сути, речь идёт о жестокости к животным и загрязнении окружающей среды по вине животноводства, с его выбросами парниковых газов. Ответственность и за то, и за другое лежит, фактически, на евреях.
Удалось ли мне исключить из рациона все животные продукты в течение 30 дней веганизма? (На самом деле, 35 дней, но кто станет считать!) Почти, но не полностью – главным образом, по ошибке. Вначале я искренне считала, что «ванильное молоко» в смузи было продуктом самого боба, как его миндальный брат. Но я ошибалась. Кусочек красивого тоста рекламировался как подслащённый исключительно джемом, но он был намазан и толстым слоем масла. Имея дело со стир-фраем из тофу и баклажанов, я строго придерживалась правила «не спрашивай, не говори» применительно к рыбному соусу в нём.
Есть два веганских продукта, в отношении которых трудно занять определённую позицию: это мёд и устрицы. Я читала аргументы «за» и «против» и решила, что могу себе, время от времени, их позволять. Мысль о том, что мне придётся пережить сезон холода и инфекций без мёда, была для меня мучительной.
The Vegan Bros («Веганы-брателлы», Мэт и Фил Леттен, братья, ведущие популярных шоу), пропагандирующие веганизм в качестве подспорья фитнессу, отстаивают аналогичную позицию. Для «Брателл», американская любовь к животным и ненависть к жестокому обращению с ними – заря «эры нового веганизма». Когда я спрашиваю их, что это значит, ответом служит словесная эстафетная гонка – они заканчивают предложения друг друга настолько быстро, что почти невозможно сказать, кто говорит:
– В прошлом бытовало представление о вегане больше как о женственном хиппи…
– Ну, таком щуплом, понимаете?
– Но сейчас это срез общества, в котором есть офицеры полиции, военные, банкиры-инвесторы, пилоты…
– Дедушки с бабушками…
– Люди, которые ходят в церковь каждое воскресенье! Сейчас веганизм стал достоянием масс.
«Брателлы» придерживаются комплексного подхода к веганизму: «Мы, образно говоря, разбиваем большую палатку, и цель состоит в том, чтобы приводить туда людей. [Мы не] даём веганству жёсткого формального определения, которое делало бы его неприемлемым для публики».
Однозначно, они улавливают тенденцию. В ноябре Quartz отметил сдвиг парадигмы в послании The Humane Society, группы лоббистов защиты животных: меньший упор на продуктах животного происхождения, независимо от способа их получения или производства, и больший – на отборных продуктах такого рода, полученных из животных, выращенных в «лучших» условиях. Они считают, что если приучать потребителей к тому, чтобы требовать от производителей более «ответственно выращенного» мяса, вместо попыток склонить их к полному отказу от мяса, то в долгосрочной перспективе можно спасти больше животных.
Эта идея не нова. Возможно, вы сталкивались с философией уменьшения объёма потребляемого мяса, которая сейчас использует такую терминологию, как «редуктоцирианец», «климатарианец» и даже «вегаядный». Но растущее влияние таких идей в среде веганов – и людей, отстаивающих веганизм, – что-то новое.
Похоже, что лучший способ достижения веганских целей состоит в том, чтобы вообще не навязывать «чистый веганизм».
По большей части, мои родные и друзья – в основном, под влиянием кампаний, агитирующих против изменения климата и призывающих отказываться от «биг-маков», – практически приходили в ужас, узнавая о моём эксперименте. Их реакция варьировалась от: «О, боже, ты будешь такая голодненькая», до «Как же мы будем вместе обедать в ресторанах». Как видите, довольно гнетущая озабоченность.
За день до выборов, я беседовала с Питером Сингером, известным специалистом по этике и автором веганской библии «Освобождение животных». Его суждение об этих реакциях: «Я думаю, что они, возможно, ощущают угрозу, от вас исходящую. Они не хотят изменяться. Если люди в их окружении, их сверстники, изменяются, то они чувствуют себя виноватыми».
Веганы пользуются репутацией обвинителей, что иллюстрирует недавняя яростная реакция в адрес пары владельцев веганских ресторанов, которые, как оказалось, выращивали и убивали коров для личного потребления.
«Причиной нашего крайнего недовольства служит то, что веганизм – это мировоззрение, – заявил один из протестующих. – Ты поддерживаешь ресторан, который, как ты думаешь, следует этой философии, и тут выясняется, что это не так».
Но, возможно, именно представление о веганизме как философии, в противоположность практике, работает против него. Практика – это путь, на котором ты периодически оступаешься, но это нормально, поскольку ты каждый день её совершенствуешь. Если же ты изменяешь взглядам – как догмам в религии – то это своеобразное моральное падение. Погрешность становится грехом. А если человек должен быть «совершенным» последователем веганизма, то зачем вообще пытаться веганствовать? В конце концов, совершенство невозможно.
Вот как описывает это явление Сингер: «Отношение к пище начинает приобретать религиозный характер. Напоминает кошерное питание или что-то в этом роде – когда любой незначительный промах столь же значителен, как и гораздо более серьёзный проступок, и я думаю, что это ошибочный подход. Для меня веганство – это попытка уменьшить воздействие на климат, уменьшить поддержку индустрий, в основе которых лежит жесткое обращение с животными».
Я спрашиваю, не считает ли он идею снижения вреда более эффективным приёмом в деле обращения людей в веганизм.
«Обращение отдаёт религией, – возражает он. – Веганизм – это просто попытка убедить людей в необходимости уменьшить количество потребляемого мяса или отказаться от него вовсе».
Мередит Лей – пропагандистка здоровой пищи; в центре её внимания – этично производимое мясо. Она – автор книг, фермерша и торговка мясом. И бывшая веганка. В ноябре Лей стала жертвой кампании «веганского устрашения». Её и-мейл и номер телефона стали достоянием гласности. Организация по борьбе за права животных Let Live Coalition сумела помешать проведению классов по работе мясника, которые Лей намеревалась провести.
Лей продолжает поддерживать веганское движение, поскольку, по её словам, она разделяет его цель: избавиться от существующей общепринятой модели животноводства. Однако в движении есть немногие его члены – радикальное маргинальное меньшинство, подчёркивает она, – которые придерживаются своего рода «диетического фундаментализма».
«Я думаю, что для веганов-фундаменталистов их фундаментализм привязан к их моральному фундаментализму – представлению, согласно которому живые существа не должны умирать ради того, чтобы стать вашей пищей, – говорит она. – Можно выдвинуть миллион возражений против практичности такого подхода. Но мы живём в культуре, где я, не соглашаясь с вами, автоматически вас принижаю. Подобное восприятие принято повсеместно».
Лей пересказывает содержание своих разговоров как с веганами, так и со сторонниками «этичного мяса» после выборов. И те, и другие признавались ей, что жутко расстроены победой Трампа. Тем не менее, она по-прежнему оказывается в прицеле группы, которая, в конечном счёте, хочет того же, что и она.
За один веганский месяц я не познала великую тайну самодисциплины, «перерождения» или даже бананового хлеба без масла и яиц.
Однако я попробовала явление, которое могло бы гораздо больше воздействовать на многих людей, если бы они чувствовали, что оно не такое элитарное и догматичное. Честно говоря, я не знаю, подходит ли мне веганство на новом, более пугающем и непредсказуемом этапе моей жизни – и жизни каждого американца – но оно, скорее всего, стоит попытки.
Пища – это такая личностная и базисная потребность, что способна затрагивать практически неконтролируемые пласты эмоций. Поговорите со мной спустя шесть часов после того, как я поела в последний раз, и вы меня поймёте. Но нам есть что сказать ради того, чтобы вы сумели к тем аспектам жизни, которые способны контролировать, подойти здраво, в духе самоограничения и непредвзятости, например, к еде. И сделали бы это прямо сейчас, в мире, где всё остальное кажется недоступным нашему контролю.